Виргилиус Шонта:
всегда в дороге

Виргилиуса Шонту называют постоянным искателем. Пожалуй, этим он и выделялся среди остальных звезд литовской фотографии. Как сказал о нем его друг Ромуальдас Пожерскис: «Виргилиус Шонта все время был в поиске и все время в дороге». Он много экспериментировал, снимал макро, улицу, пейзажи и даже первым в Литве стал раскрашивать черно-белые снимки. Очень много путешествовал, уезжал, порой никому ничего не сказав. До самого последнего момента его не покидала надежда, что когда-нибудь он найдет «свою» страну.

Виргилиус Шонта родился в городе Паневежисе, учился музыке, а в школьные годы даже зарабатывал на жизнь игрой в ресторанах. В 1970 году Шонта получил в подарок от отца свою первую камеру, «Зоркий», и начал снимать.

В Политехническом институте он познакомился с Пожерскисом, с которым подружился и поддерживал самые теплые отношения вплоть до своей смерти. Однажды они поговорили о фотографии и решили организовать свою выставку. Через две недели они это сделали.

— Нам повезло, что мы с Шонтой встретились в то время, когда создавался Каунасский отдел Союза фотохудожников. 7 января 1974 года в Каунасе состоялось первое собрание местного отдела под председательством Мацияускаса. Мы с Шонтой попали на него, и Мацияускас взял нас в свои ученики. Он был прекрасным учителем, а кроме того, рядом всегда был Ракаускас. Мы очень быстро росли в фотографическом смысле, — рассказал Пожерскис в интервью журналу «Петербургский фотограф».

Первой работой Шонты стала серия «Литовские пейзажи». Из поездки в Сибирь и на Дальний Восток фотограф привозит серию «Камни Севера». В своей серии «Полет» он оригинально интерпретирует миф об Икаре. Шонта много снимает народных мастеров и художников в различных уголках Литвы. В начале 1980-х годов его привлекают социальные темы, и фотограф создает свою самую пронзительную серию «Школа — мой дом» о буднях детей с умственными и физическими отклонениями.

— Все, что может соединить людей, нас соединяло, — вспоминает Пожерскис. — И фотографически, и, так сказать, лабораторно: мы вместе много экспериментировали, делали увеличители, ставили специальное освещение, пробовали разную оптику, пленки, проявители, печать, бумагу. Когда мы встретились, я был на четвертом курсе, а он — на третьем. С первой же встречи я понял, что нашел своего человека. Даже можно сказать, по-человечески влюбился в Виргилиуса. Я перестал контактировать со всеми своими прежними друзьями, совершенно сменил круг общения, и моей жизнью стал совсем другой мир, а друзьями — Мацияускас, Ракаускас, Шонта. С Виргилиусом мне было очень легко. Мы дружили семьями, вместе праздновали дни рождения и Новый год, вместе отдыхали. Он просто был рядом со мной все это время. После его смерти я такого друга даже не искал и знаю: если бы искал, все равно бы не нашел.

Они были как родные, притом что были совершенно разными.

При всем многообразии тем фотограф постоянно пополнял снимками с Литовского побережья характерную только для него серию «Вещи и формы». Начиная с 1988 года Шонта четыре раза посещает США и последнюю в своей жизни серию фотографий «Вечернее предчувствие» делает в пустынях Западной Америки. Шонта сказал однажды: «Возможно, я пришел в этот мир в неправильное государство, в неправильную социальную среду. Несмотря на это, я верю, что существует страна, которая соответствовала бы моему внутреннему состоянию».

Виргилиуса Шонту можно назвать самым экспериментирующим литовским фотографом. В то время его пробы в жанре макро и попытки разукрасить монохромные кадры стали своего рода революцией. Он снимал на инфракрасную пленку и при этом весьма успешно работал в классическом репортажном жанре. «У него был очень большой творческий диапазон», — скажет о нем позже Ромуальдас Пожерскис.

В 1992 году жизнь Виргилиуса Шонты трагически оборвалась. Одна из последних его фотографий — две девочки в лесу. Одна из девочек — дочь Виргилиуса.

Как вспоминал Пожерскис, фотографию Шонта сделал за день до смерти. Он успел проявить пленку, и на ней ничего больше не было: только несколько кадров с девочками.

— Он впитал все, что было самым лучшим в литовской фотографии, и при этом был глубоко самобытным и небанальным, — сказал о нем его лучший друг Ромуальдас Пожерскис.